Персональный сайт - ОКТЯБРЬ 1953 ГОДА

ОКТЯБРЬ 1953 ГОДА

Первые впечатления детства. Они отрывистые и невнятные. Рёв паровозов на проветренном перроне, неизвестно какой станции. Статуя усатого сурового дядьки на площади неизвестного города. Искры, падающие с трамвайных дуг. Конечно, это был Сталин, а город – или Курск, или Москва…
А вот первый приезд в Холм помню отчётливо. Сначала ехали в громыхающем переполненном вагоне. И какие-то женщины всё время закрывали окно, боясь застудить дитё, которое в виде тугого свёртка, закутанного в серое колючее одеяло, лежало на коленях матери. Всегда весёлая и жизнерадостная, тогда она была пугающе тихой и унылой.

А потом – долгая дорога в тряском фанерном еще довоенном автобусе. И вот приехали.

- Гриша, а где город, - испуганно спросила мать, облизывая, ставшие вмиг сухими от волнения, губы, - куда ты нас привёз! И все чувства неуверенности, страха, обиды выплеснулись сдавленными рыданиями.

- Молчи, детей распугаешь, - цыкнул отец.

Но и у него настроение было далеко не радостное.

Моросил противный октябрьский дождь. Мы стояли на крутом обдуваемом осенним ветром берегу широкой, как мне тогда показалось из-за осеннего паводка, реки. С узлами и чемоданами на расползающейся глиняной тропинке, ведущей к страшному крутому спуску на переправу, которой не было. Над водой свисали тросы для ручного парома. Это и было переправой.

Со скрипом паром, дощато-бревёнчатое сооружение, полз наперекор мутному свинцовому течению реки. Увидев на пароме лошадку, запряженную в телегу, отец немного воспрянул. Это за нами.

И действительно, когда плот, так называли паром местные жители, причалил к глиняной круче, возница телеги, мужик неопределенно пожилого возраста, помахал нам тряпочной рукавицей

- Спускайтесь, товарищ Пиманов, моя Сивка наверх не поднимется!

Мать заявила

- Убей, а вниз по глине я не поползу! И детей гробить не позволю!

Но к парому заспешили пассажиры. Парни ловко подхватили наши чемоданы и узлы, женщины пристыдили растерявшуюся мать

- Не боись, привыкнешь…

С визгом мы с братом Витей скатились с обрыва. На пароме мужики и парни взялись за трос, увлекая и нашего отца. Доски заскрипели, и вода забурлила под настилом…

Так мы очутились в Холме - городе моего детства, юности, зрелости и всей остальной жизни. От моего детства в современном Холме не сохранилось ничего.

Собственно город тогда был похож на захваченную крепость. В центре величественно высились развалины бывших каменных зданий. Здесь мы играли в войну. Здесь собирали стреляные военные гильзы, ржавые стволы винтовок и пулемётов. С трепетом пробегали мы мимо развалин вечером, возвращаясь после второй смены в школе. Фонарей на улицах было мало, да и светили тусклые лампочки-сотки до одиннадцати вечера. А потом дизельная электростанция выключалась на ночь. В организациях с круглосуточным режимом были свои дизельные движки с генераторами переменного тока.

Центральная улица, мощённая булыжником, а по краям деревянный настил тротуаров. Во время весенней и осенней распутицы большинство тротуаров были непрохожими. Грязная вода, собиравшаяся в канавах под тротуаром, просачивалась сквозь доски настила. Мы бегали по ним, поднимая фонтанчики брызг, бьющие в щели настила.